Железный поток. Морская душа. Зеленый луч - Страница 105

К оглавлению

105

Смех прокатился по собранию, и кто-то крикнул:

— Просим, товарищ командир! Переводите сами!

— Пожалуй, я буду не лучше предыдущего оратора. А впрочем, попробую.

Он повернулся к Хьюдсону и обменялся с ним несколькими фразами.

— Провалил, Костровцев, — сказал комиссар, укоризненно качая головой. — А еще в Лондоне жил…

Костровцев, сконфуженный, но довольный, сел, вытирая платком шею.

— Комредс, — опять начал Хьюдсон, и командир стал рядом с ним.

Он был широк в плечах, спокоен и прост. Тридцать семь лет несколько отяжелили его, и говорил он, как стоял: плотно, широко и уверенно.

Говорить он привык, и говорил хорошо, не задерживаясь на середине фразы и обходясь без неизбежных «так сказать», «значит» и прочих ненужных слов, употребляемых ораторами в качестве уловки, пока мысль не оформится в слово. Он переводил сразу по две-три фразы, останавливая англичанина поднятой рукой.

Следующей мыслью Хьюдсона была оценка Красной Армии и Флота как армии класса, а не нации. Это бесспорно для вас, сказал Хьюдсон, и это с каждым днем укрепляется в сознании разорванного на нации пролетариата.

Англичанин! На этом слове висит проклятье многих наций, сказал Хьюдсон. Оно звучит последней бранью в устах индуса, негра, бушмена.

Англичанин! Англия шлет в колонии самых твердых и жестоких слуг английского капитала. Именем Англии прикрываются его страшные дела.

Англичанин! Это слово туманит ум многих, заливает глаза кровью и зовет к мести.

«Смотрите, как ненавидит нас с вами мир, — говорят нам банкиры и фабриканты. — Нас ненавидят за то, что Англия сильнее всех, что она обеспечивает каждому англичанину благосостояние, за то, что она дает работу вам, английским рабочим, а не немецким. Нас ненавидят как представителей единственной нации, которая сумела утвердить свое место под солнцем. Смотрите, как весь мир хочет уничтожить нас, англичан!»

Так говорили нам, матросам крейсера «Корнуэлл», в 1914 году, когда мы переменили в погребах практические снаряды на боевые. Тогда мы не знали, что мир делится не на нации, а на классы. Я был сперристом. Билли Кросс был рулевым. Это он сказал мне первый об этом. Я рассмеялся — это придумали немцы, чтобы ослабить Англию. Мы топили немецкие подводные лодки. «Там такие же рабочие, как мы, — говорил Билли. — Почему мы их убиваем, ты знаешь?»

«Корнуэлл» метался по всем океанам. Мы обстреливали где-то у Африки остров. На нем была деревня. Билли сказал: «Там такие же крестьяне, как мы».

Война все же надоела. Она закончилась. Мы думали отдохнуть. Но через месяц мы опять приняли боевые снаряды и пошли в Белое море.

«Вот Россия, — сказали нам. Берега были унылы. — Та Россия, которая изменила Англии. Она продалась немцам и бросила нас в самый тяжелый момент войны. Измену она назвала революцией. Мы пришли сюда наказать изменников, из-за которых были убиты лишние тысячи англичан».

Это было понятно. Но Билли вечером сказал:

— Бен, а зачем здесь болтаются траулеры?

— Очевидно, ловить треску, — сказал я.

— Так ведь воды русские?

— Они изменники, — сказал я.

— А мы грабители, — сказал он.

Билли повернул дело иначе.

— В России революция, — сказал он, — власть взяли рабочие и крестьяне. Они не хотят, чтобы их треску ловила английская фирма. Ведь это английская фирма, Бен?

Я задумался. Тогда Билли стал наседать:

— Что бы ты сказал, Бен, если бы французские траулеры пришли в Дорн-Кеп и стали у тебя под носом ловить треску? И если бы французский крейсер отгонял бы тебя от трески снарядами? Твои дети голодали бы, Бен?

Надо сказать, что до службы я был рыбаком.

— «Корнуэлл» здесь не затем, — сказал я, — мы. Помогаем свергнуть в России власть, которая заключила предательский мир.

— «Корнуэлл» здесь затем, чтобы охранять траулеры рыболовного акционерного общества Ферст, — сказал Билли. — «Корнуэлл» здесь затем, чтобы поддерживать порядок в новой английской колонии, называемой Северной Россией. Эта колония, изобилующая рыбой, нужна Ферсту. Кому же мы служим, Бен: Англии или Ферсту?

Это я увидел своими глазами. Мы были в море. Траулеры ловили треску. Нас подозвали сигналом. Капитану сообщили, что их обстреляло сторожевое судно под красным флагом. Мы дали полный ход и к вечеру увидели его на горизонте. Мы потопили его третьим снарядом. На другой день мы подходили к месту стоянки. Я был свободен от вахты. Наше отделение вызвали наверх и приказали взять винтовки. Мы сели в катер и пошли на берег. Там оказался поселок, не видный с корабля. Это был рыбачий поселок. Сети сушились. Лодки были перевернуты, и смола в пазах днища пахла точно так же, как в Дорн-Кеп.

Лейтенант сказал:

— Надо найти людей с рыбачьей шлюпки, которые доплыли до берега. Они не подчинились сигналу. Вы узнаете их по мокрому платью. Это большевики.

Большевики были те, кто заключил с немцами мир. Их называли предателями. Но Билли рассказал мне о них другое. Я хотел посмотреть, что это за люди. Многое они говорили верно, если правильно рассказывал Билли.

В одном доме мы нашли мальчика. Он был в мокром белье. Лейтенант сказал:

— Бесчеловечно наказывать детей. Оставьте его.

Лейтенант был настоящим англичанином. Англичанин не бьет беззащитных, говорили нам в школе.

Рядом мы нашли мокрого человека между пустыми бочками. Он был в матросской форме. Это был первый большевик, которого я увидел.

— Где хозяин дома? — спросил лейтенант.

Ни кто его не понял. Большевик стоял и плевался сквозь передние зубы, редко и спокойно. Унтер-офицер позвал меня и прошел в дом. Мы взяли там рыбака. Когда мы повели его на улицу, к нам подбежал старик и ударил унтер-офицера по лицу.

105